воскресенье, 31 декабря 2017 г.

Кто ты, Анатолий? Часть I

«Спи дорогой казак. Шум этой реки тебе напоминает наш Тихий Дон». Лежащий под каменной плитой «дорогой казак» - Анатолий Почепцов, а «эта река» - Карао, воды которой образуют лагуну Канайма.

Национальный парк Канайма, могила Анатолия Почепцова
Конечно, первый вопрос, возникающий у всякого, кто видит эту эпитафию и православный крест – откуда? Откуда в венесуэльской глуши, в джунглях гвианского нагорья, месте, куда до сих пор не проложена ни одна дорога, взялись русские буквы, крест и всё прочее? Мало того, остров на котором стоит могила называется Isla de Anatoly, разумеется, в честь Почепцова. За какие заслуги?
Остров Анатолия в лагуне Канайма

Любой вопрос об этом человеке вызывает у местного населения одобрительное покачивание головой. Многие пожилые и не очень индейцы помнят Анатолия Почепцова и всегда говорят о нем с уважением или даже почтением, мол, хороший был человек, джунгли знал не хуже индейцев, свободно говорил на языке камаракото, в общем, свой человек. Говорят, он внес большой вклад в развитие Канаймы, как национального парка. В целом же, много общих слов и никакой конкретики.
Isla de Anatoly

Как часто бывает в таких случаях, доходят и противоречивые сведения. Одни говорят, у Анатолия было двое детей, причем один – метис. А во время последней поездки на Канайму одна пожилая индианка, сказала, что жил Почепцов очень скромно и уединенно, занимался разведкой перспективных с точки зрения добычи алмазов мест, и никаких родственников у него не было. Хоть такая версия и кажется более правдоподобной, однако последнее никак не может быть правдой. Эпитафия на плите подписана «Любящие всегда сестры Галина и Людмила».

Пожалуй, о том, что сестры вместе с Почепцовым не жили можно сказать с полной уверенностью. Но вряд ли местные не знали, что семья у Анатолия есть. Канайма по сути – деревня, хоть и довольно большая. А в деревне, будь то венесуэльские джунгли или ярославские леса, все про всех всё знают. Опять какая-то несостыковка в образе. Однако главное то, что ни одного дурного слова об Анатолии Почепцове от обитателей Канаймы мне слышать не приходилось, да и острова (пусть и мизерные) в честь кого попало не называют. Для общей картины в целом хватает, тем более, что главный интерес вызывают вовсе не подробности венесуэльской жизни Почепцова (хотя это тоже, но как бы сказать… в отрыве от предыдущей биографии), а подробности жизни до эмиграции или лучше сказать бегства. Особенно период с 1942 по 1946.
Isla de Anatoly

Кем был Почепцов на Родине? Полицай, гестаповец, участник карательных экспедиций, участник расстрелов коммунистического подполья и самое главное, что ставилось ему в вину – предатель Краснодонской организации Молодая гвардия. Не только предатель, но и «следователь», и палач. Собственно, именно тут и возник интерес к личности Анатолия Почепцова. Как же так? Где-то очень далеко он – уважаемый человек, о котором уже несколько поколений хранят добрую память, друг индейцев, любитель и знаток дикой тропической природы, а у себя на Родине – трус, сволочь и предатель. Бывают, конечно, широкие натуры, но не слишком ли велика амплитуда в случае с Почепцовым.
Индейские хижины - чуруаты, недалеко от дома Почепцова

Хоть я и не большой любитель всяких психологических определений, но тем не менее, мне кажется, что в каратели и в ГЕСТАПО шли служить люди определенного душевного склада. Ведь далеко не каждого человека заставишь систематически пытать и расстреливать собственных земляков, вчерашних соседей или даже родственников. Тут должна быть тяга, вкус к кровопролитию и жестокости. И если Анатолий Почепцов был тем, кем его считают (или считали) в родном Краснодоне, то вряд ли эти наклонности могли самораствориться с переездом в Венесуэлу. Это, в конце концов, патология или во всяком случае зверская ненависть, которая нет-нет, да выплеснется на ближних. И чем сильнее подавляется, тем вернее и мощнее будет выход. Но ничего подобного свидетели второй половины жизни Почепцова не сообщают. Словно бы, два разных человека – один хороший, другой плохой. Стало интересно свести концы с концами.


В целом, за советский период об Анатолии Почепцове есть только два упоминания. Одно с указанием имени, в статье газеты «Правда» от 30 апреля 1986 года, подписанное А. Ивановым. Второе с нарочитым умолчанием имени, в поэме Е.Евтушенко «Фуку». Приведем оба. Сначала из поэмы:
Предатель молодогвардейцев,
нет,
      не Стахович,
                        не Стахевич,
теперь живет среди индейцев
и безнаказанно стареет.
Владелец грязненького бара
под вывеской:
                        "У самовара",
он существует худо-бедно,
и все зовут его
                        "Дон Педро".
Он крестик носит католический.
Его семейство
                        увеличивается,
и в баре ползают внучата -
бесштанненькие индейчата.
Жует,
            как принято здесь,
                                                бетель,
он
      местных пьяниц благодетель,
но, услыхав язык родимый,
он вздрогнул,
                        вечно подсудимый.
Он руки вытер о штаны,
смахнул с дрожащих глаз блестинку
и мне сует мою пластинку
"Хотят ли русские войны?"
"Не надо ставить..." -
                                    "Я не буду!..
Как вы нашли меня,
                                    Иуду?
Что вам подать?
                              Несу, несу...
Хотите правду -
                        только всю?"
Из Краснодара дал он драпа
в Венесуэлу
                  через Мюнхен,
и мне
            про ужасы гестапо
рассказывает он под мухой.
"Вот вы почти на пьедестале,
а вас
хоть una vez
                  пытали?
Вам
      заваодную ручку
                                    в culo
втыкали,
            чтобы кровь хлыстнула?
Вам в пах
                  плескали купороса?
По пальцам били doloroso?
Я выдавал
                  сначала мёртвых,
но мне сказали:
                        "Без увёрток!"
Мою сестру
                  со мною рядом
они насиловали стадом.
Электропровод
                        ткнули в ухо.
Лишь правым слышу.
                                    В левом - глухо.
Всех предал я,
                        дойдя до точки,
не разом,
                  а поодиночке.
Что мог я
                  в этой мясорубке?
Я - traidor
                  Олега,
                              Любки.
Ошибся в имени Фадеев...
Но я не из шпиков-злодеев.
Я поперёк искромсан,
                                    вдоль.
Не я их выдал -
                              моя боль..."
Он мне показывает палец,
где вырван был
                        при пытке ноготь,
и просит он,
                  беззубо скалясь,
его фамилии не трогать.
"Вдруг живы мать моя,
                                          отец?
Пусть думают, что я -
                                          мертвец.
За что им эта verguenza?" -
и наливает ром с тоской
предатель молодогвардейцев
своей трясущейся рукой...

Теперь из газеты «Правда», сокращенно и только по существу вопроса, полный текст можно посмотреть здесь.
<…>И здесь мне хочется коротко рассказать об одном таком пещерном человеке, давно, почти полвека, одержимом животной злобой ко всему советскому. Я встретил его далеко, на другой стороне планеты, в дебрях венесуэльского штата Боливар в местечке Канайма, находящемся от столицы Венесуэлы Каракаса почти в тысяче километров. Нас привезли туда на короткий отдых венесуэльские друзья, и, едва выбравшись из самолета, я услышал русскую речь:
   - Ну как дела в нашей любимой России?
   Голос был осипший. И откровенно издевательский. Обернувшись, я увидел коротконогого человека лет шестидесяти в желтой кепочке. На морщинистом лице красной картошкой торчал короткий нос, на распахнутой груди болтался железный крестик на железной цепочке.
   - Дела идут нормально. Это... кто же вы тут... такой?
   - Почепцов Анатолий Федорович, - с нагловатой ухмылкой представился низкорослый человек.
   Почепцов, Почепцов... Зловещая фамилия. Ведь человек по фамилии Почепцов предал подпольную краснодонскую организацию "Молодая гвардия".
   - Вы... тот Почепцов, который...- от неожиданности даже и слова-то нужные не приходили.- Это вы предали "Молодую гвардию"?!
   - Нет, не я... Но я тоже служил тогда в Краснодоне у немцев. Добровольно.
   Он вдруг усмехнулся криво и тут же продолжал:
   - Вы, конечно, спросите - участвовал ли я в казнях советских людей? Так вот, скажу сразу, не дожидаясь вопроса: да, участвовал в карательных рейдах, расстреливал и подпольщиков ваших, и партизан... Потом служил во власовской армии. В Венесуэле живу с 1947 года...
   - Как вы оказались в Венесуэле?
   - Эта страна одной из первых открыла после войны двери политическим эмигрантам.
   Не буду здесь рассказывать обо всем дальнейшем разговоре с этим "политическим эмигрантом", это уместнее сделать в другой раз.<…>
   - Слыхал краем уха, что снова вы там со своим социализмом в лужу сели, все у вас по швам расползается... И сколько ни сшивайте, а швы гнилые у вас...
   - Вы верите в то, что говорите?
   - Верю! Верю!!! - вскричал он остервенело, что-то сказал по-испански вертящемуся на веранде у стола семилетнему мальчишке, тот кинулся к буфету, мигом притащил банку пива. Почепцов судорожно сделал два-три глотка, сразу заметно опьянел. И больше уж, кажется, никого не видел, ничего не говорил, оставшись наедине со своей пивной банкой...

Итак, перед нами снова два свидетельства и два разных образа. Если журналист Иванов рисует эдакую злобную вошь, готовую снова нанести горячий укус, то по словам поэта перед нами скорее раздавленное насекомое, с трудом волочащее за собой зловонные потроха собственного прошлого. Если же обойтись без метафор, то в первом свидетельстве человека принудили к предательству, достаточно жестко, а во втором человек пошел служить добровольно и охотно. Разницу в образах можно было бы объяснить каким-нибудь временным разрывом, мол, Иванов застал Анатолия в такой-то момент, а Евтушенко – в другой. Но и поэма и статья датируются 1986 годом, и очевидно написаны «по горячим следам». Кстати, 1986 - год смерти самого Почепцова. Пожалуй, оба автора сходятся только в одном (не считая креста на шее): они указывают на некое тотальное одиночество, выброшенность из мира, отщепенчество. Не сложно предположить, что и Евтушенко, и Иванов следуют сложившейся конъюнктуре в создании  образа «сбежавшего предателя», мол, хоть и удалось спастись, жить дальше и «безнаказанно стареть», а все равно вся жизнь отравлена грехами прошлого. Тут хоть злобствуй и шипи из-под коряги, хоть заливайся жалкими пьяными слезами – покоя все равно не будет, совесть заест, весь мир отвернется. Но тут опять несовпадение с устными свидетельствами о Почепцове. Не был он никаким отщепенцем, может и жил уединенно, но занимал положение, был чем-то вроде неофициального начальника, никто его не назначал, но все слушались. Если же говорить о фактах, то из статьи Иванова мы точно узнаем по крайней мере одно.  – в предательстве Молодой гвардии Анатолий Почепцов не замешан. Это действительно так, факт установленный следствием. Согласно следственным материалам раскрыл подпольную коммунистическую организацию Геннадий Почепцов. За что и был расстрелян в 1943 году. У Евтушенко же, повторюсь, однозначное, несмотря на поэтический слог, чистосердечное признание. Есть интересная деталь – фраза «ошибся в имени Фадеев». Тут не могу не отступить немного в сторону. Предатель в романе Фадеев «Молодая гваридия», некто Стахевич. По словам автора это образ собирательный, однако в нем без труда угадывается Виктор Третьякевич, вполне реальный молодогвардеец и не просто рядовой, а комиссар организации.
Виктор Третьякевич

Согласно официальной мифологии (изрядно подкрепленной Фадеевым) предателем подпольной организации, считался именно он. Третьякевича арестовали одним из первых, не выдержав пыток, он сдал подполье. Такова была история, не напоминает ли она некоторые строфы из поэмы «Фуку»? История надо сказать лживая. По многочисленным свидетельствам, сделанным под протокол, Третьякевич прошел зверские пытки, так и не назвав ни одного имени участников Молодой гвардии. Был расстрелян и сброшен в шурф шахты №5, вместе с остальными молодогвардейцами. О чем следственным органам, в частности СМЕРШ, было известно уже в 1943 году. Тем не менее, реабилитирован Третьякевич был только в 1960-х.
Словом, путаница еще та. Официальные версии, меняющиеся каждые 20 лет (так уж заведено), газетные статьи, поэмы… Почти отчаявшись разобраться, кто кем был в этой трагической истории, и какую все-таки роль сыграл в ней Анатолий Почепцов, я решил обратится прямо туда, где знают точно – в музей «Молодая гвардия», в Краснодоне. К моему удивлению и радости на мое письмо ответили быстро и, на мой взгляд, исчерпывающе. Текст ответа привожу полностью:
Здравствуйте, Дмитрий!
Для  сотрудников  музея  «Молодая  гвардия»  фамилия  Почепцов  известна. В  сентябре  1943 года  Геннадий  Прокопьевич Почепцов, который  накануне  1943 г.  выдал  фашистам  молодогвардейцев, был  расстрелян в Краснодоне  по  приговору  военного  трибунала. Казнь  происходила на площади у здания городской бани   на  глазах  родственников  подпольщиков  и  жителей  города. Вместе с  ним были  казнены  его  отчим В. Громов  и следователь краснодонской полиции В.Кулешов.
Двоюродный  брат Г. Почепцова   Анатолий  Фёдорович  Почепцов  также  во  время  оккупации жил  Краснодоне. Его  отец  Фёдор  Почепцов  перед  Великой  Отечественной  войной торговал  в  ларьке  пивом. А  уже  в  период  оккупации  Краснодона  выхлопотал  себе  разрешение  открыть  собственный  ресторан, куда  частенько  заглядывал  начальник  краснодонской  полиции В.А.Соликовский.
Перед  освобождением  Краснодона от фашистских  захватчиков – 14 февраля 1943 г., семья  Фёдора  Почепцова  выехала  из  города. В  деле  о предателях  Родины  Почепцове, Громове и Кулешове двоюродный  брат  Геннадия   Анатолий  Почепцов  и  его  отец не  проходили. Хотя  в  документах  Луганского  государственного  архива  есть  список  работников  Краснодонского  района  за  июль  1942 г. (Краснодон был оккупирован  20 июля 1942 г.), где  значится  фамилия Фёдора Почепцова и напротив которой стоит  запись – разыскивается.
В 1986 г. сотрудники музея  прочли  поэму Е.Евтушенко «Фуку», из  которой  узнали  о  существовании  некоего  предателя  молодогвардейцев, проживающего  в Венесуэле. Недавно  мы  узнали, что Анатолий  Почепцов  после  окончания  войны  поселился  в  Венесуэле, что есть  остров  Анатолия – назван  его именем, и  что  он  умер  в  1986 году. Его причастность  к  предательству  участников  краснодонского  подполья  не  установлена, таких  документов  в  архиве  музея «Молодая гвардия»  нет. О судьбе  его  родителей, якобы  вернувшихся  в  СССР  в  1950-х  годах,  мы  также  ничего  не  знаем.



Николаенко Наталия Ивановна,
Директор ГУК ЛНР  «Краснодонский
ордена Дружбы народов музей «Молодая гвардия»

       Что же мы видим, в свете вышеприведенного письма? У Евтушенко явно собирательный образ, сколоченный из всех известных Почепцовых понемногу (понятно, откуда взялся «владелец грязненького бара») и с пристегнутой к ним историей Третьякевича. С Ивановым немного сложнее. Все-таки в его статье Анатолий Почепцов прямо сознается – расстреливал, пытал. Что это? Самооговор, из желания позлить советского человека, или просто выдумка автора. Журналисты – народец известный, ради красного словца… даже будучи героем социалистического труда. Ведь невозможно предположить, что если Почепцов на самом деле был карателем, добровольно пошел на службу к немцам, это каким-то образом скрылось от следствия. Во-первых, Краснодон все-таки город не самый крупный, все у всех на виду, кто во время оккупации на чью сторону встал не утаишь. Да и после освобождения города следствие велось очень тщательно и долго. Последний причастный к делу Молодой гвардии полицай – Мельников, был арестован и осужден аж в 1965 году. Кроме того, взглянем на очевидное: Анатолий Федорович Почепцов родился в 1926 году, т.е., на момент оккупации города ему было 16 лет. В таком возрасте его, несомненно, взяли бы в Молодую гвардию, а вот на службу в регулярные части оккупационных войск, полевой полиции или жандармерии – большой вопрос. Какой можно сделать вывод? Очевидно, семья Почепцовых (Федор и Анатолий) были из тех людей, которые предпочитали приспосабливаться к обстоятельствам. Конечно, такое поведение героическим, мягко говоря, не назовешь. Но все-таки, одно дело - открыть при оккупантах пивной ресторан, и совсем другое – добровольно служить в карателях. Вовсе не собираюсь никого оправдывать или осуждать, не моего ума дело. К тому же, сегодня довольно сложно разобраться в мотивах людей бывшими очевидцами и участниками одновременно гражданской и Великой Отечественной Войны. Речь о Федоре Почепцове, конечно. Это опыт, о котором невозможно судить издалека, из сравнительно благополучных времен. Тем более, хорошо известно, как устанавливалась красная власть на Дону. Так что у жителей Краснодона могли быть очень серьезные претензии к Советам. И всё же, Почепцовы, Федор и Анатолий, очевидно, смогли удержаться от кровопролития, не были настолько озлоблены, что поступить на верную службу фашистским оккупантам, но пытались удержаться наплаву в изменившихся обстоятельствах. Когда же обстоятельство снова стали круто меняться, по мере наступления советских войск, сочли за лучшее покинуть Родину. Что случилось дальше? Похоже, все то же самое. На новом месте, в Венесуэле, в глуши джунглей Анатолий Почепцов вновь примерился к обстоятельствам, и сделал это наилучшим образом. Ведь это сейчас Канайма – модным курорт с пятизвездочными отелями и лоджами, а в те времена – обычная глушь, населенная индейцами и авантюристами, подверженная эпидемиям малярии и тропической лихорадки, с минимальной инфраструктурой и вообще удобствами. В такой обстановке, Анатолий Почепцов – эмигрант из СССР, не знающий ни языка, ни традиций, ни повадок индейцев, ни собственно джунглей, завоевывает авторитет, который, повторюсь, жив и по сей день. Слово спи спокойно, "дорогой казак".
Анатлий Почепцов, предположительно 1947-48 гг.

Вечных проклятий ты не заслужил. Эту участь оставь своему малохольному братцу. А о твоей венесуэльской жизни речь впереди.         

Комментариев нет:

Отправить комментарий